Gava

Перечитал и пересмотрел за последние дни почти всего Алексрому, творчество которого я давно и нежно люблю. Дважды — замечательную миниатюру «Последний из эмпириков». Но любимое — это всё равно «Плоть, прах и ветер».

Что обычно человек отвечает на вопрос о «любимых книгах»? Вариантов несколько: называют, например, что-нибудь «модное», «умное» или «альтернативное». Иногда — книгу, обладающую несомненными художественными особенностями: стилем, сюжетом, диалогами. Но чаще, в силу естественной эгоцентричности, принимают за «любимую книгу» своё отражение в ней. Сопоставляют себя с главным героем; пропускают сквозь себя и примеряют мысли; радуются, когда понимают (или думают, что понимают), о чём написал автор.

Вот и с «Плотью» — я разве повесть эту люблю? Да ничего подобного! Я люблю воспоминания о мае девяносто восьмого года, когда я впервые читал Алексрому; люблю свои ощущения от фраз и описаний; переписку с автором, которую бережно храню, тоже люблю (как же без этого маленького червячка тщеславия)… А на самом деле эта книга хороша сама по себе. Автор поставил перед собой задачу донести до читателя некую мысль и мастерски это сделал, описав ещё много чего вокруг: идею ЖЖ, например, когда тот ещё и не родился. Почитаю, пожалуй, ещё раз…

Кровать. Две подушки. Один спящий человек.

(.)

Похоже, я не смогу пройти мимо этой темы — слишком много людей поинтересовалось вчера, что я думаю о результате азербайджанской команды. Сразу оговорюсь — я не собираюсь выступать с Официальной Речью Президента. Думаю, что к ИЦИКу, «который я в данный момент представляю», этот скандал не относится. И ещё — я не хочу никого ни в чём убеждать. Спорить с верующим о предмете его веры — бесполезно и даже вредно. Не для него — для себя. Далее — мои мысли по поводу. Те, кто не интересуются «Что? Где? Когда?», могут дальше не читать.

Прежде всего, всегда странно видеть как судят о молоке по пенке, а о турнире — по результату победителя. Ни одна победа «тёмной лошадки» не обходится без обвинений в нечестной игре — видимо, такова человеческая природа. Я стараюсь изначально верить людям, пусть при этом всегда существует риск оказаться в дурацком положении Английской Футбольной Ассоциации, с пеной у рта защищавшей Свена-Горана Эрикссона в скандале с секретаршей, когда потом оказалось, что швед обманывал и их тоже. Но, честно говоря, такой подход больше отвечает моим представлениям о том, что правильно в жизни. Я не имею в виду поведение Эрикссона.

А в данном конкретном случае просто опрометчиво делать громкие утверждения, ещё даже не услышав тех, кто непосредственно участвовал в Чемпионате.

Ещё меня удивляет непоследовательность тех, кто _убеждён_ в нечестности результата и говорит о «сливе вопросов» как о доказанном факте. Ведь сказав А, надо говорить и Б, то есть заявить (или хотя бы отдать себе отчёт), что шулерами являются также дирекция Чемпионата, в частности Максим Поташев, Евгений Алексеев, Борис Левин, а также редакторы и ведущие: Елена Орлова и Владимир Белкин. Даже если никто лично из них не писал «шпаргалку» — они организаторы и несут ответственность за происходящее.

И последнее. Когда подчёркнуто принципиальный человек участвует в том, что противоречит его принципам, это не вызывает уважения. К его принципам — так точно. Но я хочу всё-таки верить людям, поэтому думаю, что такому поведению этих принципиальных людей есть веские причины, иначе невозможно объяснить участие в турнирах МАК тех, кто на дух не переносит этот самый МАК, Бориса Крюка, Наталью Стеценко, Андрея Козлова или Александра Друзя.

[Предыдущий выпуск]

Любимая жена в Канаде. Шлёт фотографии.

Корабль, который заплывает внутрь водопада. Люди стоят на палубе; они укутаны в непромокаемые плащи:

|

Задуманный как корометражка по рассказам Бабеля и Шолом Алейхема, фильм в процессе съёмок вырос до полного метража и сразу получил награду на фестивале «Кинотавр». В «Изыди» речь идёт о еврейской семье, которая живёт в селе Антоновке, среди русских соседей. Они почти дружески относятся к Мотлу-молочнику, а сын старосты даже хочет жениться на его дочери. Время действия — начало 20-го века, «Союз Русского Народа», пьянство и погромы.

Фильм мне не понравился. Ужасное, уровня студенческих работ, качество. Невнятные диалоги, рваный монтаж, ни малейшего намёка хоть на какой-нибудь изыск. Впечатлил исполнитель главной роли — грузин с голубыми глазами Отар Мегвинетухуцеси, но последние кадры — еврея с топором и русского с камнем, идущих против толпы погромщиков, перечеркнули даже это впечатление.

Кто видел другие фильмы Астрахана («Ты у меня одна», «Перекрёсток», «Всё будет хорошо», сериал «Зал ожидания») сразу найдёт тут знакомые режиссёрские чёрточки: нарочитая игра актёров, излишняя театральность, игра на чувствах зрителя, безошибочное слёзовыжимательство. При этом те ниточки, которые дёргаются для достижения нужного эффекта, режиссёр даже не старается замаскировать. Астрахану не нужна «тарковщина» или «сокуровщина», о чём он сам говорит:

Вот фильмы Александра Сокурова, сколько бы ими ни восхищались, интеллект работать не заставляют, там и мысли-то нет. Я просто рассматриваю картинки: такая, потом такая. Мысль моя в это время спит. В лучшем случае, я разгадываю ребус. А мне интересно такое кино, где бы я смотрел и думал: как же так — она его полюбила а теперь бросила, бедный парень! Или — а правильно ли она поступила, что ушла от этого и влюбилась в того?.. Я видел, как люди после моего фильма «Все будет хорошо» начинали обсуждать кто прав, а кто виноват из героев, и эти споры рождали мысль, сравнения со своей судьбой, желание кому-то что-то подсказать. А когда мы рассматриваем картинки, даже очень красивые, — чего там спорить, чего выяснять?

Дмитрию Астрахану нужно две вещи: чтобы фильм смотрело много зрителей и чтобы он финансово окупался (иначе не получить денег на следующую ленту). И этих целей он легко добивается, благо пользуется простым рецептом, сформулированным английским теоретиком драмы Эриком Бернтли: «Произведение искусства — это мыльная опера плюс что-то еще». Астрахан варьирует это «что-то», иногда более удачно, иногда — менее, но фильм от этого не перестаёт быть мыльной оперой, «бульварным смотривом».